Василий панкратов комитет по культуре. Василий панкратов - биография, фотографии. Сейчас надо прежде всего наладить нормальную работу
Панкратов Василий Семенович, комиссар Временного правительства по тюремному содержанию царской семьи в Тобольске, масон , в возрасте 18 лет совершил убийство, за что осужден на 15 лет тюрьмы, позднее сослан, как комиссар Временного правительства проводил линию Керенского на притеснение царской семьи.
Использованы материалы сайта RUS-SKY ®, 1999 г. Биографический справочник, в котором указаны имена всех лиц, которые были упомянуты в переписке императора.
Член Учредительного собрания
Панкратов Василий Семенович (26.12.1864, с. Алексеевское Тверской губ. - 5.03.1925, Ленинград). Якутский округ. № 2 - эсеры.
Петроград. Мещанин. Из рабочих. Окончил техническое училище, работал токарем и слесарем в Коломне и Твери. С 1880 в революционном движении, народоволец. В 1884 за вооруженное сопротивление полиции приговорен к смертной казни, замененной 20 годами каторги. «Шлиссельбуржец» (1884- 1898), затем сослан в Якутию. С 1903 эсер, был членом ЦК, руководил Боевой организацией центральной области. В 1907 вновь выслан на 5 лет в Якутск. В 1917 член ЦК Всероссийского крестьянского союза, участник Государственного совещания. Комиссар по охране царской семьи. Обвинил Ленина в причастности к «немецкому золоту». Выдвигался в Учредительное собрание также в Тобольском округе. В 1918 участник Уфимского государственного совещания. Поддержал колчаковский переворот, за что исключен в ноябре 1919 из ПСР. В 1922 в письме во ВЦИК протестовал против применения смертной казни к руководителям ПСР. Член Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев.
Ист.: I-2, on. 27, д. 1008; on. 44, д. 6273; III-30; III-39; VII-42; VII-44.
Использованы материалы кн. Л.Г. Протасов. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М., РОСПЭН, 2008.
Народоволец
Панкратов Василий Семенович (ок. 1864-1925), рабочий; в начале 80-х годов входил в народовольческие рабочие кружки в Петербурге, Москве, Ростове и других городах. Активно вел пропаганду среди рабочих. С 1881 г. народоволец. Арестован в марте 1884 г.; приговорен к смертной казни, замененной двадцатилетней каторгой
В.Н.Фигнер о Панкратове:
"Василий Семенович Панкратов принадлежал к рабочей среде и
по профессии был токарь. В детстве он испытал горькую нужду: его отец рано
умер и оставил многочисленную семью, в которой все дети были мал-мала
меньше. «Бедность была так велика, что мы умерли бы с голоду, если бы не
помощь соседей-крестьян», рассказывал мне Панкратов об этом периоде жизни.
В деревне, где отец его служил у помещика Корчевского уезда, Тверской
губернии, Лосева, была школа, и в ней Василий Семенович получил
первоначальное образование.
Как токарь, Панкратов работал в Петербурге и рано сделался революционером.
Кто были те нелегальные партийные пропагандисты-народовольцы, с которыми он
имел сношения, сказать невозможно, потому что все они скрывались под
псевдонимами, и раскрыть их теперь уж некому. Скомпрометированный в 1881
году одним рабочим, который изменил товарищам, Панкратов, еще совсем юный,
должен был перейти в нелегальные. В 1883 году, как член партии «Народная
Воля», он состоял членом боевой дружины вместе с Мартыновым и нашим другим
шлиссельбуржцем, рабочим Антоновым. Партия в то время была уже разгромлена и
билась в бесплодных судорогах последних схваток. В боевых действиях
Панкратову участвовать не пришлось, но горячий темперамент и боевое
настроение, не угасавшее в отдельных личностях, вызвало при аресте его в
Киеве вооруженное сопротивление, при котором он ранил жандарма.
За это он получил 20 лет каторжных работ и был отправлен в Шлиссельбург
вместе с Карауловым и Мартыновым. После приговора, в Киевской тюрьме всем
троим хотели обрить полголовы, но это удалось исполнить только после
отчаянного сопротивления осужденных, поддержанного буйным протестом всех
товарищей по заключению.
Панкратова привезли в Шлиссельбург 20 декабря 1884 г.- день, памятный для
меня, потому что его посадили в камеру рядом со мной, и он оказался первым
соседом, которого я получила со времени моего ареста. В Петропавловской
крепости меня держали в полной изоляции, и, не имев никогда соседей, я
поступила в Шлиссельбург, не умея стучать и не зная тюремной азбуки,
изобретенной декабристом Бестужевым и с тех пор видоизмененной. Только в
начале декабря, после долгих бесплодных попыток, мне удалось, наконец,
распределить алфавит в 6 строк, по 5 букв в каждой, и я разобрала слова: «Я
- Морозов. Кто вы?»-слова, которые по крайней мере в течение целого месяца
выстукивал мой старый друг Морозов из камеры, находившейся по соседству
внизу. Я долго не могла сообразить ни того, откуда несутся эти звуки, ни
того, в какое место и чем я должна стучать. К тому же я думала, что стучит
шпион. Наконец, схватив деревянную ложку, я изо всей силы простучала в кран
водопровода: «Я -Вера», и на первых порах этим ограничилась. Морозов
понял...
Панкратов стучал не лучше моего; мы долго плохо понимали друг друга и
отходили от стены, разделявшей нас, огорченными, а когда напрактиковались,
то подружились.
Когда Панкратова привезли, ему было не более 20 лет, и то, что он таким
молодым кончил свою жизнь, возбуждало во мне сострадание и жалость. Я была
старше его на двенадцать лет, и мне казалось, что человеку со свежими силами
должно быть гораздо труднее, чем мне. Это определило мое нежное, почти
материнское отношение к его личности и выразилось в тех двух-трех
стихотворениях, которые я посвятила ему.
Как часто случается при заочном знакомстве, он представлялся мне круглолицым
юношей с едва пробивающимся пушком на румяных щеках, шатеном с серыми,
добрыми глазами и мягким славянским носом. На деле же он был смуглым
брюнетом с черными, как смоль, волосами, с черными пронзительными глазами и
крупным прямым носом - «настоящий цыган», как он сам отзывался о своей
наружности.
В соответствии с такой внешностью Панкратов отличался пылким характером, был
вспыльчив, несдержан, резок (но не со мной!) и крайне нетерпим. Жандармов он
ненавидел всеми силами души и приписывал им гадкие поступки, которых, я
уверена, они даже не делали. Довольно было и тех, о которых мы знали с
достоверностью. Я часто успокаивала его болезненную мнительность и отклоняла
вспышки, которые могли ввести его в беду. Зная его нрав, помня вооруженное
сопротивление при аресте и буйство при бритье головы, смотритель Соколов,
насколько я могла заметить, опасался раздражать его и не применял к нему тех
репрессивных мер, какие выпадали на долю строптивых. Поэтому его пребывание
в крепости прошло для него в общем благополучно.
В первых же беседах с Панкратовым через стену выяснилось, что он намерен
серьезно заняться самообразованием, в чем я, конечно, старалась поддержать
его. Действительно, продолжительное пребывание в крепости не пропало для
него даром, и ко времени выхода он успел накопить порядочный запас знаний,
что позволило ему впоследствии в Сибири принимать участие в научных
экспедициях и делать геологические изыскания и даже открытия.
Как профессиональный работник, еще в детстве прошедший прекрасную
практическую школу у московского оптика Левенсона, он оказался у нас в
крепости мастером на все руки, делал разные.превосходные вещи и на ряду с
Антоновым был лучшим столяром и токарем.
Ближе других он был с Антоновым, но в особенности дружил с Ашенбреннером,
который был старше его больше чем на 20 лет.
По амнистии 1896 года срок его 20-летней каторги был сокращен на одну треть,
и вместо 1904 года он расстался с нами в 1898 году."
Использован материал с сайта "Народная Воля" - http://www.narovol.narod.ru/
Vasily Pankratov
Карьера: Политик
Рождение: Россия
Панкратов Василий Семенович, комиссар Временного правительства по тюремному содержанию царской семьи в Тобольске, масон, в возрасте 18 лет совершил убийство, за что осужден на 15 лет тюрьмы, позднее сослан, как комиссар Временного правительства проводил линию Керенского на притеснение царской семьи.
Панкратов Василий Семенович (ок. 18641925), рабочий; в начале 80-х годов входил в народовольческие рабочие кружки в Петербурге, Москве, Ростове и других городах. Активно вел пропаганду посреди рабочих. С 1881 г. народоволец. Арестован в марте 1884 г.; приговорен к смертной казни, замененной двадцатилетней каторгой
В.Н.Фигнер о Панкратове:
"Василий Семенович Панкратов принадлежал к рабочей среде и по профессии был токарь. В детстве он испытал горькую нужду: его папа раньше времени умер и оставил многочисленную семью, в которой все дети были мал-мала меньше. Бедность была так велика, что мы умерли бы с голоду, если бы не поддержка соседей-крестьян, рассказывал мне Панкратов об этом периоде жизни.
В деревне, где папа его служил у помещика Корчевского уезда, Тверской губернии, Лосева, была учебное заведение, и в ней Василий Семенович получил первоначальное образование.
Как токарь, Панкратов работал в Петербурге и раньше времени сделался революционером. Кто были те нелегальные партийные пропагандисты-народовольцы, с которыми он имел сношения, проговорить нельзя, оттого что все они скрывались под псевдонимами, и открыть их в настоящий момент уж некому. Скомпрометированный в 1881 году одним рабочим, тот, что изменил товарищам, Панкратов, ещё вовсе молодой, должен был перейти в нелегальные. В 1883 году, как член партии Народная Воля, он состоял членом боевой дружины совместно с Мартыновым и нашим другим шлиссельбуржцем, рабочим Антоновым. Партия в то время была уже разгромлена и билась в бесплодных судорогах последних схваток. В боевых действиях Панкратову участвовать не пришлось, но жаркий темперамент и боевое расположение, не угасавшее в отдельных личностях, вызвало при аресте его в Киеве вооруженное сопротивление, при котором он ранил жандарма.
За это он получил 20 лет каторжных работ и был отправлен в Шлиссельбург совместно с Карауловым и Мартыновым. После вердикта, в Киевской тюрьме всем троим хотели обрить полголовы, но это удалось сделать только после этого отчаянного сопротивления осужденных, поддержанного буйным протестом всех товарищей по заключению.
Панкратова привезли в Шлиссельбург 20 декабря 1884 г. день, памятный для меня, вследствие того что что его посадили в камеру рядом со мной, и он оказался первым соседом, которого я получила со времени моего ареста. В Петропавловской крепости меня держали в полной изоляции, и, не имев ни при каких обстоятельствах соседей, я поступила в Шлиссельбург, не умея стучать и не зная тюремной азбуки, изобретенной декабристом Бестужевым и с тех пор видоизмененной. Только в начале декабря, потом долгих бесплодных попыток, мне удалось, в конце концов, распределить алфавит в 6 строк, по 5 букв в каждой, и я разобрала слова: Я Морозов. Кто вы?слова, которые по крайней мере в течение целого месяца выстукивал мой древний товарищ Морозов из камеры, находившейся по соседству внизу. Я продолжительно не могла смекнуть ни того, откель несутся эти звуки, ни того, в какое местоположение и чем я должна стучать. К тому же я думала, что стучит разведчик. Наконец, схватив деревянную ложку, я изо всей силы простучала в кран водопровода: Я Вера, и на первых порах этим ограничилась. Морозов понял...
Панкратов стучал не лучше моего; мы длительно нехорошо понимали приятель друга и отходили от стены, разделявшей нас, огорченными, а когда напрактиковались, то подружились.
Когда Панкратова привезли, ему было не больше 20 лет, и то, что он таким молодым кончил свою бытие, возбуждало во мне сострадание и жалость. Я была старше его на двенадцать лет, и мне казалось, что человеку со свежими силами должно быть значительно труднее, чем мне. Это определило мое нежное, без малого материнское касательство к его личности и выразилось в тех двух-трех стихотворениях, которые я посвятила ему.
Как зачастую случается при заочном знакомстве, он представлялся мне круглолицым юношей с чуть-чуть пробивающимся пушком на румяных щеках, шатеном с серыми, добрыми глазами и мягким славянским носом. На деле же он был смуглым брюнетом с черными, как смоль, волосами, с черными пронзительными глазами и крупным прямым носом истинный цыган, как он сам отзывался о своей наружности.
В соответствии с эдакий внешностью Панкратов отличался пылким характером, был вспыльчив, несдержан, резок (но не со мной!) и отчаянно нетерпим. Жандармов он ненавидел всеми силами души и приписывал им гадкие поступки, которых, я уверена, они более того не делали. Довольно было и тех, о которых мы знали с достоверностью. Я зачастую успокаивала его болезненную мнительность и отклоняла вспышки, которые могли ввести его в беду. Зная его нрав, помня вооруженное сопротивление при аресте и буйство при бритье головы, смотритель Соколов, сколь я могла заприметить, опасался играть на нервах его и не применял к нему тех репрессивных мер, какие выпадали на долю строптивых. Поэтому его нахождение в крепости прошло для него в общем успешно.
В первых же беседах с Панкратовым посредством стену выяснилось, что он намерен капитально заняться самообразованием, в чем я, конечно, старалась прийти на выручку его. Действительно, продолжительное нахождение в крепости не пропало для него даром, и ко времени выхода он успел накопить приличный припас знаний, что позволило ему позднее в Сибири принимать участие в научных экспедициях и действовать геологические изыскания и более того открытия.
Как профессиональный сотрудник, ещё в детстве миновавший прекрасную практическую школу у московского оптика Левенсона, он оказался у нас в крепости мастером на все руки, делал разные.превосходные вещи и на ряду с Антоновым был лучшим столяром и токарем.
Ближе других он был с Антоновым, но в особенности дружил с Ашенбреннером, тот, что был старше его больше чем на 20 лет.
По амнистии 1896 года срок его 20-летней каторги был сокращен на одну треть, и вместо 1904 года он расстался с нами в 1898 году.".
Панкратов Василий Семенович, комиссар Временного правительства по тюремному содержанию царской семьи в Тобольске, масон, в возрасте 18 лет совершил убийство, за что осужден на 15 лет тюрьмы, позднее сослан, как комиссар Временного правительства проводил линию Керенского на притеснение царской семьи.
Панкратов Василий Семенович (ок. 1864-1925), рабочий; в начале 80-х годов входил в народовольческие рабочие кружки в Петербурге, Москве, Ростове и других городах. Активно вел пропаганду среди рабочих. С 1881 г. народоволец. Арестован в марте 1884 г.; приговорен к смертной казни, замененной двадцатил
етней каторгой
В.Н.Фигнер о Панкратове:
"Василий Семенович Панкратов принадлежал к рабочей среде и по профессии был токарь. В детстве он испытал горькую нужду: его отец рано умер и оставил многочисленную семью, в которой все дети были мал-мала меньше. «Бедность была так велика, что мы умерли б
ы с голоду, если бы не помощь соседей-крестьян», рассказывал мне Панкратов об этом периоде жизни.
В деревне, где отец его служил у помещика Корчевского уезда, Тверской губернии, Лосева, была школа, и в ней Василий Семенович получил первоначальное образование.
Как токарь, Панкратов работал в Петерб
урге и рано сделался революционером. Кто были те нелегальные партийные пропагандисты-народовольцы, с которыми он имел сношения, сказать невозможно, потому что все они скрывались под псевдонимами, и раскрыть их теперь уж некому. Скомпрометированный в 1881 году одним рабочим, который изменил товарищам
Панкратов, еще совсем юный, должен был перейти в нелегальные. В 1883 году, как член партии «Народная Воля», он состоял членом боевой дружины вместе с Мартыновым и нашим другим шлиссельбуржцем, рабочим Антоновым. Партия в то время была уже разгромлена и билась в бесплодных судорогах последних схват
ок. В боевых действиях Панкратову участвовать не пришлось, но горячий темперамент и боевое настроение, не угасавшее в отдельных личностях, вызвало при аресте его в Киеве вооруженное сопротивление, при котором он ранил жандарма.
За это он получил 20 лет каторжных работ и был отправлен в Шлиссельбург
вместе с Карауловым и Мартыновым. После приговора, в Киевской тюрьме всем троим хотели обрить полголовы, но это удалось исполнить только после отчаянного сопротивления осужденных, поддержанного буйным протестом всех товарищей по заключению.
нь, памятный для меня, потому что его посадили в камеру рядом со мной, и он оказался первым соседом, которого я получила со времени моего ареста. В Петропавловской крепости меня держали в полной изоляции, и, не имев никогда соседей, я поступила в Шлиссельбург, не умея стучать и не зная тюремной азбу
ки, изобретенной декабристом Бестужевым и с тех пор видоизмененной. Только в начале декабря, после долгих бесплодных попыток, мне удалось, наконец, распределить алфавит в 6 строк, по 5 букв в каждой, и я разобрала слова: «Я - Морозов. Кто вы?»-слова, которые по крайней мере в течение целого месяца в
ыстукивал мой старый друг Морозов из камеры, находившейся по соседству внизу. Я долго не могла сообразить ни того, откуда несутся эти звуки, ни того, в какое место и чем я должна стучать. К тому же я думала, что стучит шпион. Наконец, схватив деревянную ложку, я изо всей силы простучала в кран водоп
ровода: «Я -Вера», и на первых порах этим ограничилась. Морозов понял...
Панкратов стучал не лучше моего; мы долго плохо понимали друг друга и отходили от стены, разделявшей нас, огорченными, а когда напрактиковались, то подружились.
Когда Панкратова привезли, ему было не более 20 лет, и то, что о
н таким молодым кончил свою жизнь, возбуждало во мне сострадание и жалость. Я была старше его на двенадцать лет, и мне казалось, что человеку со свежими силами должно быть гораздо труднее, чем мне. Это определило мое нежное, почти материнское отношение к его личности и выразилось в тех двух-трех сти
хотворениях, которые я посвятила ему.
Как часто случается при заочном знакомстве, он представлялся мне круглолицым юношей с едва пробивающимся пушком на румяных щеках, шатеном с серыми, добрыми глазами и мягким славянским носом. На деле же он был смуглым брюнетом с черными, как смоль, волосами, с ч
ерными пронзительными глазами и крупным прямым носом - «настоящий цыган», как он сам отзывался о своей наружности.
В соответствии с такой внешностью Панкратов отличался пылким характером, был вспыльчив, несдержан, резок (но не со мной!) и крайне нетерпим. Жандармов он ненавидел всеми силами души и
приписывал им гадкие поступки, которых, я уверена, они даже не делали. Довольно было и тех, о которых мы знали с достоверностью. Я часто успокаивала его болезненную мнительность и отклоняла вспышки, которые могли ввести его в беду. Зная его нрав, помня вооруженное сопротивление при аресте и буйство
при бритье головы, смотритель Соколов, насколько я могла заметить, опасался раздражать его и не применял к нему тех репрессивных мер, какие выпадали на долю строптивых. Поэтому его пребывание в крепости прошло для него в общем благополучно.
В первых же беседах с Панкратовым через стену выяснилось,
что он намерен серьезно заняться самообразованием, в чем я, конечно, старалась поддержать его. Действительно, продолжительное пребывание в крепости не пропало для него даром, и ко времени выхода он успел накопить порядочный запас знаний, что позволило ему впоследствии в Сибири принимать участие в на
учных экспедициях и делать геологические изыскания и даже открытия.
Как профессиональный работник, еще в детстве прошедший прекрасную практическую школу у московского оптика Левенсона, он оказался у нас в крепости мастером на все руки, делал разные.превосходные вещи и на ряду с Антоновым был лучши
, РСФСР , СССР
В 1917 - член ЦК Всероссийского крестьянского союза, участник Государственного совещания. Был избран во Всероссийское учредительное собрание от якутского избирательного округа по эсеровскому списку. Выдвигался в Учредительное собрание также в Тобольском округе.
С 1 сентября 1917 по 26 января 1918 состоял комиссаром Временного Правительства при Отряде особого назначения, охранявшем находившегося в Тобольске Николая II и его семью .
Образ в кинематографе
В 7-й серии минисериала «Гибель империи » изображена сцена передачи Василию Панкратову компрометирующих материалов на большевиков с целью их последующей публикации.
Сочинения
- Жизнь в Шлиссельбургской крепости. - [Женева] : тип. Партии социалистов-революционеров, 1902. (Переиздания - Берлин: Г. Штейниц, 1904; Москва: Молодая Россия, 1906.)
- Среди рабочих в 1880-84 гг. - [Женева] : тип. Партии социалистов-революционеров, 1905. (Переиздание - Москва: Молодая Россия, 1906.)
- Кому верить? : [К выборам в Учредительное собрание]. - Петроград: т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1917.
- Кому же мы протягиваем руку? - Петроград: Нар. власть, 1917.
- С царём в Тобольске. - Л.: Издательство Былое, 1925. - 88 с.
Напишите отзыв о статье "Панкратов, Василий Семёнович"
Примечания
Литература
- - статья из Большой советской энциклопедии
- Протасов Л. Г. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. - М.: РОСПЭН, 2008.
- Городницкий Р. А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. - 1998.
Ссылки
- Соколов Н. А.
Отрывок, характеризующий Панкратов, Василий Семёнович
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
